Конец одиночества - Страница 13

К тому времени, как дом наконец освободился от нашествия посторонних лиц, жизнь Нормана вошла в свою колею, и, хотя бывали моменты, когда ему хотелось выложить Патриции всю правду о катастрофе, он так и не сделал этого. В своем роде их отношения даже улучшились. Несмотря на ее подверженность приступам дурного настроения, Мартину удалось убедить Патрицию в том, что возлагать ответственность за случившееся на Нормана никак нельзя. Дорога была покрыта льдом, и колеса проскальзывали. Винить в трагедии было некого.

Патриция прекрасно понимала, что должна быть благодарна мужу за то, что он уберег ее от гнева отца, утаив правду об аборте и его последствиях. Но Норман подозревал, что некоторое улучшение их взаимоотношений объясняется двумя причинами. Во-первых, ни один из супругов уже не пытался делать вид, что их брак нормален, а во-вторых, в доме постоянно жил психотерапевт. Хотя Норман считал Дороти Айтон слишком въедливой и дотошной, но не было никакого сомнения в том, что она способствовала улучшению характера Патриции.

Мартин также сделал зятя своим первым помощником на фирме, демонстрируя таким образом окружающим, что не возлагает на того никакой вины. Правда, ситуация оставалась довольно щекотливой, но Норман умел держать свои мысли при себе.

Встреча с Флоренс заставила Нормана презирать человека, в которого он превратился. Ему было абсолютно ясно, что чувства к ней кардинальным образом отличаются от его отношения к Патриции. Неизвестно, можно ли это было назвать любовью, но Норману была ненавистна сама мысль о разлуке с ней. Разумеется, он не мог рассказать Флоренс всю правду об аварии, не упоминая при этом Мартина и не признавшись в том, что их с Патрицией отношения испортились задолго до этого происшествия.

Тяжело вздохнув, Норман постарался отвлечься от этих грустных воспоминаний. Впереди у него был весь вечер, и, если ему не хочется провести его в мучениях, надо прекратить думать о Флоренс. До того как встретиться с ней, он полагал, что свободен от всяких эмоциональных привязанностей. Он не развелся только потому, что больше никогда не собирался жениться. Не собирался… до сегодняшнего дня…

Дом, который четыре года тому назад преподнес им Мартин в качестве свадебного подарка, был расположен в престижном, но отдаленном районе города, и, остановившись у очередного светофора, Норман вновь почувствовал искушение позвонить Флоренс и спросить, что та делает сегодня вечером. Однако он отказался от этой мысли: нет, сегодня он никак не может с ней увидеться.

Закрыв на мгновение глаза, Норман явственно представил себе картину их занятия любовью на кухне дома ее матери. Боже мой, подумалось ему, любой прохожий мог заглянуть в окно и увидеть их там. К тому же дверь была открыта. Что, если бы неожиданно вошла ее сестра?

Светофор переключился, и он двинулся дальше. Вся беда в том, что, когда Флоренс находится рядом, подобные резоны теряют для него всякое значение.

Припарковавшись перед гаражом, пристроенным к стилизованному под старинный особняк зданию, которое он привык называть домом, Норман окинул его неодобрительным взглядом. Будь его воля, он предпочел бы что-нибудь более практичное. Но Патриции нравился вид дома, сразу было понятно, что хозяева в этом мире кое-что значат.

Взяв с собой пиджак и кейс, Норман уже вышел из машины, но, вспомнив про лежащую на заднем сиденье папку с чертежами и рисунками, захватил и ее. Руки его оказались заняты, пришлось захлопнуть дверцу машины ногой. При мысли о столь небрежном обращении с предметом своих юношеских мечтаний он было усмехнулся, но, заметив наблюдающую за ним из окна спальни Дороти Айтон, нахмурился. Она наверняка решила, будто Норман срывает на машине свое дурное настроение, что, собственно говоря, было недалеко от истины.

Войдя в вымощенный мрамором холл дома, Норман услышал гудение установленного Мартином лифта. Не успел он закрыть за собой дверь плечом, как художественно исполненная дверь шахты раскрылась и навстречу ему выехала инвалидная коляска.

— Привез? — нетерпеливо спросила Патриция.

— Привез что? — вопросом на вопрос ответил Норман, кладя папку и кейс на стоящий в холле стол.

— Часы! — раздраженно воскликнула жена, поправляя выбившуюся из прически прядь волос. — Ты забрал их у гравера? Только не говори, что забыл.

— Ах, это, — беспечно протянул он и, открыв замки кейса, извлек оттуда коробочку и отдал ей. — Я не совсем лишен человеческих чувств.

Патриция даже не позаботилась ответить, все ее внимание было сосредоточено на вынутом из коробочки кожаном футляре. Норман имел возможность беспрепятственно рассмотреть свою жену. Она по-прежнему оставалась красивой женщиной, и, хотя за последние годы прибавила в весе, черты лица ее сохранили некоторую резкость.

Открыв футляр, Патриция внимательно осмотрела лежащие в обклеенном белым атласом углублении золотые карманные часы с крышкой и, взяв их в руки, перевернула задней крышкой к себе.

— «Папе в день шестидесятилетия», — пробормотала она, проводя подушечкой пальца по выгравированной надписи. — «С искренней любовью».

Сильно сомневавшийся в том, что Патриция вообще способна на любовь к кому-либо, Норман поморщился.

— И это все, что там написано? — сухо спросил он, получив в ответ презрительный взгляд жены.

Затем, упрямо поджав губы, она протянула ему часы, предлагая взглянуть самому.

— «С искренней любовью», — прочитал он, — «Пэт и Норман». Что ж, очень мило.

— Ничего удивительного, учитывая их цену, — воскликнула Патриция, кладя часы на место. — Надеюсь, что этого будет достаточно.